МОЛИТВА ГАХАНА

    В Крыму еще до Чингизхана

    Хазарский правил хан Ратмир.

    Не знал ни до, ни после хана

    Правителя мудрее мир.

    Певцы Ратмиру славу пели

    За лучшее из славных дел -

    Бесовский Ключ у Кок-Тобели

    Он запечатать повелел.

    Ведь если влаги кто пригубит,

    Тому недобрая вода

    Сотрёт всю память, речь изрубит,

    Потушит разум навсегда.

    Процарствовал хан четверть века

    Благополучно. Но всегда

    Для испытанья человеку

    Даётся Господом беда.

    И вот со зноем нестерпимым

    Примчался ветер-суховей.

    Семь лет сушил он реки Крыма

    И жаждой изнурял людей.

    В тот первый год безводных бедствий,

    Когда без завязи пал цвет

    В садах, и засыхали ветви,

    Проснулся голод-людоед,

    Входил в жилища человечьи,

    Срезая жизни, как грибы.

    Тощали курдюки овечьи.

    Верблюжьи свесились горбы.

    Сжёг травы ветер непрестанный

    И, дождевых не видя туч,

    Советники молили хана

    Бесовский распечатать ключ.

    Ратмир противился упорно,

    Не зная, как тут поступить:

    Дать подданным воды тлетворной -

    Лишив ума, позволить жить

    Безумцами? А свой он разум

    Как сможет уберечь от тьмы?

    Советники вопили разом:

    «Зачем беречь? Попьём и мы».

    В те дни был знаменит средь знати

    Гахан - учёный караим -

    В столичном городе Солхате.

    Хан посоветовался с ним.

    «Страданий посланную чашу

    Не отвести, - сказал старик. -

    Господь, карая, в гневе страшен,

    Зато и в милости велик.

    И светлый день (терпенье, люди!)

    Придет за тёмной полосой,

    Коль жизнь поддерживать мы будем

    Молитвой чистой и росой».

    «Сам пей росу, а мы не станем!» -

    На площади на городской

    Измученные горожане

    Совет не приняли такой.

    Молений дождь и град проклятий...

    Шли люди, плача и крича.

    И вынужден был снять печати

    Ратмир-хан с Бесова Ключа.

    До Кок-Тобели вниз сбегая

    И извиваясь, как змея,

    Прохладной влагой привлекая,

    Помчалась светлая струя.

    Лишь он не утолил в ней жажды,

    Не пил, себе поставив цель

    Всех бедствий день пометить каждый,

    Гахан ученый Шемуэль.

    Вписал в тиши на Агармыше

    В пергаментные он листы

    Все, что внизу в столице слышал

    И что там видел с высоты.

    С камней остывших он, как звери,

    Росу стекающую пил.

    Хранил пергаменты в пещере,

    В которой, как отшельник, жил.

    От скорбных лет Ратмира-хана

    Промчалось множество веков.

    Пропала рукопись Гахана,

    Осталось несколько листков.

    Да и они по белу свету

    Рассыпались - который где?

    И сохраняет тексты эти

    Лишь память пожилых людей.

    Звучит так летопись Гахана:

    «В день, как из Бесова Ключа

    Испили подданные хана,

    И родилась моя печаль.

    Дела нелепые творились:

    В речах бессмысленных юнцы

    Над мудростью седой глумились,

    И онемели их отцы.

    Как снег в Крыму, слова-калеки

    Летели с юных губ, роясь,

    Ложились в душу человека

    И превращали её в грязь».

    Рукой Гахана Шемуэля

    Такая запись через год:

    «Сановники все оскудели.

    Из нищих сделали господ».

    Год третий. Летописец снова

    Скорбит о бедствии страны:

    «Солхат в осаде кладбищ новых.

    Живые равно голодны».

    А через год Гахан поведал:

    «Никто не верит никому.

    Невинной крови трус отведал,

    А наказанья нет ему».

    «Совет сановников придворных

    (О пятом годе мы прочли)

    Решил своей воды тлетворной

    Послать во все концы земли:

    - Пусть люди взрослые и дети,

    Белы ли кожей, иль темны,

    Живущие на белом свете,

    Как мы, все будут голодны!»

    И был шестой год этих бедствий,

    Как Шемуэль вписал в листок:

    «Стал человек, как хищник в клетке,

    Лукав, коварен и жесток.

    Страна разграблена. Осталась

    В её пределах лишь одна

    Недоворованная малость -

    Названия и имена».

    Безводья шло седьмое лето.

    Гахан молился небесам.

    Он сам сложил молитву эту,

    В листок последний записал.

    Утеряна молитва тоже.

    Но помнят мудрые мужи

    Ее начало: «В воле Божьей

    И разум наш, и наша жизнь!...»

    Молитва Богу Шемуэля

    Услышана была тогда.

    На землю пыльную доселе

    Пришла желанная вода.

    И Чурук-Су, как прежде, шумно

    Залепетала, ожила.

    И все осмыслили разумно

    Свои безумные дела.

    Чем эта притча привлекает?

    В ней дышит истины зерно.

    Сквозь все столетья проникая,

    У нас проклюнулось оно.

    Когда сквозь призму притчи этой

    На современников гляжу,

    То те же самые приметы

    Безумия я нахожу.

    Наверно, где-то в чаще леса

    В стране моей который год

    Опять журчит источник беса,

    Несёт струю в водопровод.

    Как я хотела бы пергамент

    С последней записью найти,

    Людей молитвою Гахана

    От помешательства спасти!